– Ты всегда любила эту комнату.
Лили подпрыгнула, услышав голос Рафаэля. Он словно материализовался из ниоткуда, как только она о нем подумала. Она приложила немало усилий, чтобы резко не повернуться к нему лицом. Ведь она не та Лили, которая любила эту комнату, и она не должна с ним соглашаться.
– Я люблю библиотеки, – уклончиво ответила она. – Как все люди.
– Тебе нравится эта библиотека, потому что ты говорила, будто она похожа на дом на дереве, – сказал Рафаэль, и только в этот момент она поняла, насколько он спокоен и сдержан. Однако ее нервы были на пределе.
Лили слышала, что он прошел в уютный зал, отделанный темным деревом и оснащенный книжными полками, с окном-эркером, которое летом обрамляли зеленые верхушки деревьев. Сейчас голые ветви царапали стекло и наталкивали на мысли о прошлом, о котором ей совсем не хотелось вспоминать.
Она повернулась и увидела, что Рафаэль стоит к ней гораздо ближе, чем она предполагала. На нем были свободные брюки и свитер гладкой вязки, к которому ей вдруг захотелось прикоснуться руками. От неожиданности у нее екнуло сердце, а потом забилось так громко, что Лили решила, будто Рафаэль услышит его стук.
– Дом на дереве? – спросила она и нахмурилась, посмотрев на Рафаэля, а потом в окно. – Я не понимаю.
Он вперился в нее взглядом, стоя чуть поодаль, засунув руки в карманы брюк. В принципе Лили находилась на безопасном расстоянии от него. Но под его взглядом она не могла сохранять хладнокровие.
– С момента твоего приезда прошла неделя. Тебе здесь нравится? – вежливо спросил Рафаэль. Так вежливо, будто думал только о том, как оставаться гостеприимным хозяином.
Лили нисколько не поверила его тону.
– Здесь очень красиво, – сказала она голосом, характерным для человека, который впервые куда-то приехал. – Но в это время года здесь немного мрачновато. Хотя дом изумительный. Однако я по-прежнему чувствую себя здесь как в тюрьме.
– Ты не в тюрьме, Лили.
– Я не… – отрезала она. – Мне не нравится, когда вы так меня называете.
– Я не могу называть тебя иначе, – произнес он, в его словах и взгляде читалась страсть, и Лили стало не по себе.
– Если я не в тюрьме, то когда я могу уехать?
– Не надо.
– Я не знаю вас. Я не знаю этот дом. Хотя вы помните ту жизнь, которую я якобы вела, я ее не помню. Результат анализа крови не изменит моих ощущений.
Она подумала, что если будет говорить об этом снова и снова, то это станет правдой.
– Жаль, что ты так себя чувствуешь, – сказал Рафаэль чрезвычайно спокойным тоном, который резко контрастировал с суровым выражением его красивого и смуглого лица. – Но ситуация усложнилась. Я не могу просто так тебя отпустить и на деюсь, что ты проявишь любезность и будешь со мной общаться.
Лили ответила не сразу.
– А почему вы меня не отпустите? – решительно спросила она.
– Потому что я отец твоего ребенка, – тихо ответил он.
– Арло ничего о вас не знает, – отрезала она.
– И кто в этом виноват?
Лили начала терять терпение. Однако она понимала, что рядом с Рафаэлем не имеет права выходить из себя.
Она вспомнила, как пять лет назад была близка с ним в этой комнате. А сейчас, присев на диван, заметила, как чувственно заблестели глаза Рафаэля.
– Поведайте мне свои идеи, – сдержанно произнесла она, скрывая нервозность.
Рафаэль продолжал стоять у книжной полки и пристально рассматривать Лили.
Она догадалась, что он старается отыскать ее слабое место.
Потому что она знала, что Рафаэль ни на мгновение не поверил в ее амнезию.
– Какие идеи ты предпочитаешь узнать? – спросил он через секунду. – У меня их так много.
Ей было неловко смотреть на него снизу вверх. Она не могла не замечать его совершенную мускулистую грудь и плоский, натренированный живот.
– Что, по-вашему, со мной случилось? – сказала она. – Если я Лили, то зачем выдаю себя за другого человека?
Его карие глаза блестели, и она знала, что он сдерживает желание сказать ей правду. Что она Лили Холлоуэй, нравится ей это или нет. Но, к счастью, он этого не сказал.
– О чем ты подумала, когда я спросил тебя о татуировке, пока мы были в Шарлоттсвилле? – произнес он. – Неужели тебе не показалось странным, что незнакомец так подробно ее описал, хотя, по-твоему, вы с ним никогда не встречались раньше?
– Конечно, я удивилась. Но вы вообще вели себя странно.
– А тебе не приходило в голову, что я могу говорить правду?
– Вовсе нет. – Она посмотрела на него, надеясь, что он не заметит напряжение в ее руках, которыми она обхватила ноги, подтягивая их к груди. – Если бы я подошла к вам и сказала: «Ой, привет! Ты Эжени Мариголд, и ты жил в Висконсине», вы бы мне поверили?
В его глазах танцевали искорки веселья, а по спине Лили пробежала дрожь.
– Все зависит от того, сумела бы ты это доказать или нет.
Она пожала плечами:
– Могу сказать, что доказательства не помогут. Вероятно, вы видели мою татуировку раньше.
– Ты часто ее демонстрировала, не так ли?
Лили замерла, услышав его знакомый собственнический тон.
– Я иногда надеваю купальник, когда иду купаться на озеро. Не знаю, можно ли подразумевать под этим, что я демонстрирую татуировку.
– Твой купальник почти ничего не закрывает, – сказал он.
– В Америке он называется бикини.
Он издал звук, который не совсем походил на смех, а затем подошел к Лили, и у нее мгновенно пересохло в горле. Она замерла, когда Рафаэль плюхнулся в кресло напротив нее.
И внезапно на Лили нахлынули воспоминания. Рафаэль и раньше любил сидеть, лениво развалившись в кресле, словно ему было на все наплевать. Она помнила об этом слишком хорошо. Перед ней сейчас прежний Рафаэль – чувственный и сексуальный провокатор, при виде которого она почти теряет самообладание.