Он провел ее в просторную комнату между спальнями, откуда со всех сторон открывался вид на прекрасную заснеженную Венецию. Лили стояла в центре комнаты, заполненной дорогими предметами искусства и древних ремесел, начиная с фресок, украшавших стены, и потрясающих картин и заканчивая элегантной мебелью. Перед ней было яркое подтверждение богатства и могущества семьи Кастелли. Рафаэль стоял напротив нее, пребывая в задумчивой ярости. Лили наблюдала, как он прошагал к резному деревянному шкафу в углу, который служил баром, и налил себе какой-то темный напиток в тяжелый бокал. Выпив, Рафаэль налил себе еще порцию и только потом повернулся к Лили лицом.
В конце концов Лили осознала, что стоит там, где оставил ее Рафаэль, словно заводная кукла, которая ждет, когда ей позволят снова себя показать. Еще она была похожа на человека, ожидающего суда. Как будто она заслужила осуждения Рафаэля. Однако она почти мгновенно отмахнулась от этой мысли.
Рафаэль не жертва. И она не жертва. Они оба пострадали от необузданной страсти.
Она сказала себе, что раз она по-прежнему стоит здесь, не нужно думать об обиде, которую она видела на лице Рафаэля, когда он шел за ней по ступенькам дворца к каналу.
Да, Лили бросила его, придумав для этого худший способ. Это было неоспоримо. Почему она беспокоится о нем, если уже знает, что причинила ему боль? Если он пострадал однажды, не произойдет ничего страшного, если он пострадает снова.
– Сними маску, – прохрипел он, и ей показа лось, что огромная комната стала меньше в раз мерах. Словно своим ужасным голосом он приказывал стенам передвинуться вовнутрь. – Тебе не кажется, что пора наконец посмотреть друг другу в глаза?
Лили совсем забыла, что носит маску. Еще она не понимала, как холодно на улице, пока ее не окутало тепло комнаты.
Сняв маску, она бросила ее на ближайший диван, повернутый к ней высокой спинкой. Лили сказала себе, что у нее нет оснований чувствовать себя уязвимой с открытым лицом. Маска никак ее не защищала. Она по-прежнему ощущала пульсацию между ног, вспоминая недавнюю близость с Рафаэлем.
Она не просто позволила ему овладеть ею. Она его поощряла.
Они оба не могли сопротивляться безумной страсти. Так было всегда.
– Теперь, – сказал Рафаэль, когда Лили снова посмотрела на него, его голос был по-прежнему мрачнее декабрьской снежной ночи, – объяснись.
– Ты уже знаешь, что случилось, – ответила она.
Нет. – Казалось, он не просто разозлился. И он не просто обижен. От волнения у нее скрутило живот. – Я знаю, что ты погибла, предположительно. И я знаю, что спустя несколько лет я встретил тебя на улице маленького американского городка. Я подумал, будто понял, что произошло между этими двумя событиями, пока ты скрывалась, но нет. Я не понимаю, что случилось. – Он крепче обхватил пальцами бокал. Лили показалось, будто его пальцы сжимают не бокал, а ее горло. – Я конечно же не знаю, почему ты так поступила.
Целых пять лет Лили старалась ответить на эти вопросы себе самой. Но отвечать Рафаэлю оказалось намного сложнее. В определенной степени он стал причиной всех ужасных решений, которые она принимала в жизни. Лили сглотнула, поняв, что у нее пересохло в горле, и скрестила руки на груди, словно защищаясь от Рафаэля.
– Может быть, лучше оставить все как есть? – предложила она и испугалась того, как слаб ее голос. Она откашлялась и расправила плечи. – Пожалуйста, не забывай, что я не хотела, чтобы меня нашли.
– Поверь, об этом я помню. – Его голос был сродни удару хлыстом. Он взболтал жидкость в бокале, мрачно глядя на Лили, и у нее создалось впечатление, что он видит, как приподнялись тончайшие волоски на ее затылке и руках. – И ты меня обманула.
– А какая разница почему? – Она старалась говорить спокойно, независимо от того, что чувствует. – Если я назову причины, будет только хуже.
– Ты позволила мне думать, что ты мертва, – бросил он ей, и она поняла, с каким трудом Рафаэль сдерживал злость во время поездки по каналу. Сейчас он дал волю чувствам, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не вздрогнуть от потока его грубых эмоций. – Ты позволила всему миру считать себя мертвой. Что ты за человек, если убедила в своей смерти тех, кто тебя любил?
– Ты меня не любил, – парировала она. Он насторожился, но она ничуть не пожалела о том, что сказала. Кроме того, она сказала ему правду. – Ты был одержим. Ты увлекся, может быть. Благодаря секретности наших отношений. И их сложности. Ты испытывал восторг и волнение от страсти. Я знаю. Но любовь? Ее не было.
– По-моему, ты достаточно натворила, чтобы еще читать мне нотации о моих чувствах, – сказал он.
– Я знаю, что ты чувствовал, – возразила она. – Я испытывала точно такие же чувства.
– Очевидно, нет, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Иначе ты не направила бы автомобиль к краю утеса и не сбежала бы, заставив меня представить твою ужасную смерть. Ты не знаешь, что я чувствовал, Лили. Я сомневаюсь, что ты вообще способна чувствовать.
Его слова задели ее за живое, но она выпрямилась и промолчала. Она подождала, пока ее сердце перестанет болеть. Наконец, когда от эмоций у нее уже не сдавливало горло, она смогла говорить.
– Я пережила слишком многое, – сказала она ему. – Не каждому человеку такое под силу.
Поджав губы, он осуждающе на нее уставился:
– Прости, но я тебе не верю. Твои действия говорят сами за себя, Лили.
– А как насчет твоих действий?
– Я любил тебя. – Хотя он кричал, Лили показалось, будто его слова с грохотом отразились от стен и дворец задрожал. – Я никого так не любил.